Для цивилизаций древности искусство было не только и даже не столько украшением жизни, сколько способом передачи информации и выразителем идей. Поэтому любое изображение несло в себе идею, было высказыванием, напоминанием или пожеланием зрителю.

Философия гедонизма, разработанная эллинами, была воспринята и развита в римской культуре. Известные и сегодня латинские фразы carpe diem — «лови день» и memento mori — «помни о смерти» призывали жить здесь и сейчас, наслаждаясь моментом. Эти идеи нашли отражение и в мозаиках.

Главным героем в таких композициях выступал человеческий скелет, зачастую с сосудом или чашей вина в руке. Такой образ, размещенный в триклинии римского дома, напоминал пирующим о скоротечности жизни, акцентируя внимание на ценности момента, ведь на том свете не удастся продолжить радости бытия.

Известно несколько римских мозаик на этот сюжет. Последней находкой стал мозаичный триптих, обнаруженный в 2012 году в Антакье. Он уникален тем, что на панно представлены три сцены, окруженные общим орнаментальным бордюром; две из них подписаны, третья сохранилась фрагментарно.

На правом поврежденном сегменте исследователи уверенно восстанавливают изображение банщика, растапливающего огонь. На центральной части мозаики представлены два спешащих человека и солнечные часы, показывающие время между девятью и десятью вечера, на которые указывает персонаж. Надпись сообщает, что перед нами τρεχέδειπνος, «бегущий на трапезу», и ακαιρος — «назойливый». На левой, заключительной части триптиха, изображен возлежащий в традиционной пиршественной позе скелет. Одна его рука свободно закинута за голову, во второй — чаша вина, а рядом с ним — закуски и амфора. Его эпитет εὐφρόσυνος — «радостный».

Омовение и трапеза и сегодня составляют неотъемлемую часть дня любого человека, но именно в античную эпоху эти процессы были важным элементом светской жизни, буквально расписанной по времени: около девяти утра римлянин принимал водные процедуры, а к десяти уже появлялся в обществе — на званом ужине. Однако на мозаике из Антакьи двое спешащих мужчин подписаны словом, которым описывали сбегающихся на пир нахлебников, столовавшихся у своих покровителей.

В древнеримском обществе это была практика, распространенная в образе жизни «параситов» — прихлебателей богатых господ, днем исполняющих поручения, а вечером развлекающих публику своей лестью и шутками во время застолья. Второй эпитет, которым наделил персонажей мозаики мастер, соотносится с пренебрежительным отношением богачей к своим нахлебникам; однако их присутствие было обязательным. В свою очередь скелет, удобно устроившийся на клине со всем необходимым, вполне счастлив своим положением и уже никуда не торопится.

Исследователи предлагают разные версии интерпретации изображенных сюжетов. В русле философии гедонизма скелет должен напоминать о необходимости ловить момент, однако возможно, что перед нами ироничное высказывание с противоположным смыслом — смерть трактуется как избавление от вечной суеты жизни. Однозначно, что эта мозаика, располагавшаяся именно в триклинии, была поводом для насмешек над параситами, а ведь именно для этого их и приглашали на ужины. Таким образом, перед нами шутливая зарисовка из повседневности, в дополнение нагруженная философским значением. Так очевидная римлянину тщета бытия скрашивалась ироничным отношением к этой теме.